Канадский парадокс: почему билингвизм не работает

Квебек

Как только в Украине начинаются разговоры о “двуязычии”, кто-то обязательно вспоминает о Канаде. Но Канада не похожа на Украину. В Украине почти все понимают и украинский, и русский; в Канаде же, более 2/3 населения не понимает французского, а более чем каждый 10-й житель – английского. А главное – в Канаде два разных народа, со своими культурами, языками и менталитетами. Настолько разные, что появился термин “2 solitudes” (“два одиночества”).

Часть первая. Как решают “языковый вопрос”

“Языковый вопрос давно решен”?

Посетив Оттаву в 2013 году, один украинский турист сообщил журналу “Корреспондент”: “В этой двуязычной стране давно решен языковой вопрос. Оттава находится в англоязычной провинции Онтарио прямо на границе с франкоязычным Квебеком, и все надписи в столице дублируются на двух языках, даже красный знак Стоп. […] Молодежь понимает оба языка”(Корреспондент, №4, 1 февраля 2013).

Правда, по статистике “вопрос решен” только для 17,5 % канадцев, которые знают оба языка. Еще 68 % всего населения (90 % англоязычных канадцев) напрочь не понимают французского, а 12,6 % (или 4 миллиона человек) – знают французский, но не знают английского.

Вне Квебека, Акади и нескольких районов Онтарио, франкоязычные оказываются в положении иностранцев: или переходи на чужой язык, или тебя просто не поймут.

Зато англоканадцы жалуются, что бюджет тратит “на билингвизм” бешеные деньги, а на многих должностях федеральной госслужбы требуют знать не только английский, но и французский. Они считают, что это крайне несправедливо: гражданин вынужден учить еще какой-нибудь язык, чтобы сделать карьеру в госслужбе собственной страны. То, что франкоканадцы это делают с 1763 года, как-то не приходит на ум.

А может, “языковый вопрос” решен в Оттаве, двуязычной столице двуязычной страны?
В мае 2010-го я прилетел в Оттаву из города Квебек. В аэропорту спросил полицейского: “Excusez-moi, où est la sortie?” (“Извините, где здесь выход?”). Он удивленно посмотрел на меня и ответил: “I don’t speak French.” И, поразмыслив пару секунд, добавил: “Sorry”.

Полицейского двуязычной столице двуязычной страны спросили где выход из аэропорта – и он не смог понять вопрос. Если бы кто-то из 4 миллионов одноязычных франкофонов Канады, заехав к собственной столице, захотел сообщить полицейского о чем-то действительно важное – преступление, теракт, сердечный приступ и тому подобное – пришлось бы общаться жестами.

Выхожу из аэропорта, сажусь в такси – и водитель опять-таки не понимает французского. Захожу в кафе пообедать – официанты тоже не понимают. Пришел к “двуязычного” федерального министерства, чтобы пройти интервью на квалифицированную должность. По идее, кандидат имеет право проходить отбор “официальным языком своего выбора”. Но интервьюеры так же не понимают французского, хотя занимают менеджерские должности.

Ну, мне не трудно перейти на английский, но для 4 миллионов граждан (чьи предки здесь с 17-го века) это бы составило проблему. Впрочем, одномовному франкофону нечего делать в столичных федеральных офисах – там работают только на английском (за исключением нескольких маленьких организаций). А вот одноязычный англофон может дослужиться и до “team leader”, и до менеджера.

Немало врачей и медперсонала так же не понимают “второй официальный язык”. Я видел, как в оттавской поликлинике ребенок спросила медбрата: “Comment tu t’appelles?” (“Как тебя зовут?”). Медбрат ответил: “I don’t speak French very well”. Это смешно: если человек не понимает вопрос “как тебя зовут?”, то она не знает языка не “not very well”, а “совсем”. То есть больной ребенок в этой поликлинике не могла бы даже объяснить что у нее болит.

В “двуязычной” Оттаве “языковый вопрос решен” настолько, что часто франкоязычный клиент общается с франкоязычным продавцом на английском. Почему? Потому что большинство продавцов французского не понимают, а еще какая-то часть понимает ее плохо. Поэтому, если говорить своим языком, то в большинстве случаев получишь “I don’t speak French”, а во многих других трудно будет донести свою мысль. Поэтому, на автомате обращаются “общепринятым” языком.

“No problem”

Немало англоязычных искренне убеждены, будто Оттава – реально двуязычная и никаких проблем с французским нет. Потому что видит и слышит англоязычная публика в Оттаве? Все муниципальные знаки и объявления – двуязычные; все названия улиц – вроде “Rue Wellington Street”; и даже остановки в автобусах объявляют и на французском также. Кроме того, на улицах иногда слышишь французский язык. Ну и какие тут могут быть проблемы?!

Но почти все коммерческие объявления – только на английском, а большинство продавцов, таксистов, полицейских, врачей, официантов не понимают ни разговорной, ни письменной французской. Не говоря уже о большинство прохожих на улицах.

Что такое “двуязычие”?

С точки зрения франкоканадця, двуязычие – это когда можно общаться, работать и получать услуги в любом из двух языков. Заговорил на французском – ответили более-менее адекватной французском, заговорил на английском – ответили на английском.

Зато, для многих англоязычных двуязычие – это когда мы работаем и общаемся на английском, но некоторые надписи и документы переводим и французском также, чтобы сделать приятность “French people” (при этом качество перевода второстепенная, ибо считается что все все равно будут пользоваться английской версией). Еще можно сказать на французском пару фраз, опять-таки чтобы доставить удовольствие, но на серьезные темы общаться “простым языком”, которую эти франкоязычные “все равно знают”.

“А разве такое бывает, чтобы кто-то вырос в Канаде и не знал английского?!” – не поверила украинская иммигрантка, что прожила в Оттаве много лет.

Бывает, и то прямо за рекой от столицы, в квебекському городе Гатино. А чем дальше от онтарійського границы, тем таких людей больше.

Как франкоязычные стали “меньшинством”

Когда в 18-м веке Англия присоединила Канаду, здесь уже полным ходом формировались два франкоязычные народы: “les Canadiens”, в долине реки Святого Лаврентия, и “les Acadiens” у Атлантического океана.

Сегодня акадійці имеют сильную национальную идентичность и составляют где-то треть населения Нового Брансвіку (единственной официально двуязычной провинции Канады). А большинство потомков “Canadiens” теперь называются квебекуа (Québécois).

Благодаря определенной иммиграционной политике, франкоязычные постепенно превратились в меньшинство: в начале 19-го века они составляли большинство населения, в середине – круг половины, а в конце – треть.

В 1971 году франкоязычные составляли лишь четверть населения, а в 2011 – 21 %.

И кто теперь вспомнит, что в Британской Колумбии 1850 года они составляли 60 % населения, а в Манитобе 1870-го – более 40 %?

Плюс, вне Квебеку, Онтарио и Новым Брансвіком французские школы было запрещено.

В 20-м веке франкофоны составляли большинство только в Квебеке. Итак, в квебекцев возник вопрос: если вне нашей провинцией мы “маргиналы” или “чужаки”, то, может, Канада – не наша страна? И если так – не стоит ли создать в Квебеке свое собственное государство?

В 1960-е в Квебеке появилось мощное движение за независимость. Кое-кто даже взялся за оружие: Фронт освобождения Квебека (Front de libération du Québec) был маргинальной организацией, но и он сумел взорвать несколько бомб, угнать пару политиков и убить одного из них.

Для тихой Канады это было шоком. Стало понятно: или два народы-основатели найдут компромисс, или страна расколется.

Два официальных языка

В 1969-м федеральный парламент принял Закон об официальных языках, который утверждал, что английский и французский – “равноправные”. Тогдашний премьер-министр Пьер Трюдо, хотел избежать квебекского автономизма (не говоря уже о независимости), а вместо этого сделал оба языка официальными от океана до океана.

Закон не учитывал, что эти языки – в абсолютно разной ситуации: одна из них доминирует и распространяется, другая – “второстепенная” и постепенно сдает позиции. Еще и сегодня все федеральные законы, нормы и директивы по языковым вопросам написаны так, будто два языка – одинаковые по силе и социальным статусом.

Официальная цель Закона – не сделать всех канадцев двуязычными, а позволить гражданам “оставаться одноязычными”: общаться с федеральной госслужбой своим языком, отдавать детей в “своємовної” школы и еще несколько привилегий. Но каждая провинция могла сама определять свою языковую политику.

Сегодня в Канаде есть только одна официально двуязычная провинция – Новый Брансуик. Другие – официально англоязычные (за исключением официально франкоязычного Квебека).

Закон практически не касался частного сектора: фирмы сами выбирали рабочий язык и язык обслуживания, и в большинстве случаев это была исключительно английский. Грубо говоря, в федеральном национальном парке в англоязычной провинции вам должны были бы ответить по-французски на французский, а уже в магазине ближайшего села о “двуязычии” можно забыть. В аэропорту вам должны найти хоть одного двуязычного таможенника, но в киоске или кафе французский не поймут.

Конечно, такой закон не мог защитить французскую даже в Квебеке. Франкоязычные приняли его без энтузиазма. Но многим англоканадцям показалось, что им “искусственно навязывают второй язык”. Какой-то англоканадський офицер даже написал книгу о том, что официальное двуязычие – это “заговор, чтобы передать власть французской расе” (он, очевидно, думал, что представители “английской расы” не способны выучить какой-нибудь язык, кроме родного).

Сейчас все привыкли к языковому законодательству. По данным социологов, большинство англоканадців положительно относятся к билингвизма.

В каждой англоканадській школе учат “второй официальный язык”. Кроме этого, тысячи англоязычных детей записаны на так называемую French immersion (где некоторые предметы преподают на французском). Во всех англоязычных университетах есть французские кафедры, а федеральное правительство тратит колоссальные деньги на курсы французского для госслужащих.

И несмотря на все это, существует интересный парадокс: 90 % англоканадцев не способны поддержать разговор на французском.
О разгадке этой “тайны” читайте во второй части статьи.

Часть вторая. Почему английская Канада не усвоила французскую

Кот Спайсер (Keith Spicer), первый комиссар из официальных языков Канады (с 1970 по 1977 год), родился в Торонто в сугубо англоязычной семье. Родители не только были одноязычными, но и с подозрением относились ко всему, что не было британским. В молодые годы Кот заинтересовался французским, усвоил ее, поучился в Сорбонне, преподавал французский в Оттавском университете (реально двуязычном), подружился с профессорами-квебекуа, часто выступал на франкоканадських телеканалах, брал интервью для англоязычных медиа в французских и квебекских политиков и получил в английской Канаде репутацию “эксперта со всего французского”.

Владение французским сделало его жизнь гораздо интереснее и полезнее. Он считал, что другие англоканадцы имели бы выучить французский не только “ради франкоканадських соотечественников”, а главное для собственной пользы: это открыло бы для них новую богатую культуру, помогло бы в карьере, пригодилось во время путешествий и тому подобное.

Сейчас, за 47 лет после принятия Закона об официальных языках, большинство англоканадцы в принципе и не против усвоить “French”, а некоторые даже за. Однако 90 % из них так и не смогли этого сделать, хотя на “двуязычие” тратятся заметные деньги. Почему так?

Французский – обязательный предмет в каждой англоканадській школе. Но учат ее не как живую язык для повседневного обихода, а как латынь в гимназиях 19-го века. Латынь, считалось когда-то, надо знать “для общего развития”. Но мог бы гимназический отличник дать себе совет в реальном латиномовному обществе (если бы такое сохранилось)? Насколько легко было бы пользоваться латынью в магазине, в транспорте, по телефону, да и просто с прохожими? А посмотреть художественный фильм или заполнить анкету?

Считается, что человек “хорошо знает латынь”, если способна продекламировать классический стишок, разобрать пару параграфов классического текста и даже (!) что-то там написать без ошибок. Так и со знанием французского на англоязычных просторах Канады.

Конечно, если бы гимназист попал в реально латиноязычного города, где никто не понимает другие языки, он быстро бы усвоился, а теоретические знания пригодились бы. Но именно такого случая и не хватает большинству англоканадцев. Они никогда не жили и не работали в франкоязычном среде. А если и бывали в Квебеке, то всегда находили людей, понимающих их язык. То зачем мучиться, приспосабливаться и казаться глупее чем ты есть?

Вы когда-нибудь пробовали говорить малознакомой языке? В начале невероятно стыдно: выглядишь глупее, чем ты есть. Подолгу подыскиваешь правильные слова, не всегда понимаешь собеседника, делаешь тысячи нелепых ошибок. “Главное, практиковать язык с теми, кто не заставляет тебя чувствовать себя идиотом,” – признался мне один англоканадець. Чтобы перейти этот барьер стыда и неуклюжести, требуется определенное мужество.

Во многих квебекуа нет выбора: они – меньшинство на англоязычном континенте, плюс, английский – международный язык.

К счастью, англоязычные североамериканцы привыкли к “чуждых” акцентов… А вот в англоканадцев выбор есть. А реальной необходимости “унижаться” нет.

Есть и еще одна неприятность: за годы “английского господства” во многих франкоязычных выработался комплекс неполноценности, который некоторые путают с вежливостью. Едва услышав необычный акцент во французском, много кто переходит на английский: “с чужаками надо говорить чужой язык”. После этого в англофона есть два варианта: заставить собеседника говорить на французском или же расслабиться и вернуться к родному языку. Понятно, что большинство англоязычных выбирает второй вариант.

Квебекские патриоты называют такой комплекс неполноценности “esprit colonisé” (колонизирован дух). Это особенно нелепо сейчас, когда многочисленные иммигранты в Квебеке знают французский лучше, чем английский, но все равно говорят с акцентом. Итак, некоторые “вежливые” граждане переходят на английский и с ними, имплицитно записывая своих новых соотечественников “иностранцы” и “иностранные туристы”. Это отбивает желание интегрироваться.

Кстати, любой украиноязычный киевлянин узнает такой паттерн: сколько людей говорят дома на русском, а к незнакомцам (даже украиноязычных!) – только “по-культурному”, то есть по-московски.

А с другой стороны, когда видишь, как мучается собеседник, пытаясь подобрать слова и построить фразу, так и тянет перейти на “его” язык, который ты знаешь лучше, чем он твоей.

Но я говорил с англоканадцями, которые свободно знают французский и общаются на нем без напряжения. Например, женщина, еще студенческих лет работала летом в национальном парке в “глубинном” Квебеке и жила в соседнем квебекському селе. В ней французская была естественная, живая, функциональная. Но таких случаев мало.

Тысячи англоканадцев записывают своих детей в специальные школы с так называемым “French immersion”, где часть предметов преподают на французском. Считается, что это хорошо для развития ребенка, да и в карьере поможет, а кроме того – поспособствует канадской единства.

Это действительно развивает ребенка и помогает в карьере, но проблема одна: большинство учеников никогда не сталкиваются со своими франкоязычными сверстниками, да и вообще не бывают в живом франкоязычном обществе. Выходя из класса, они оказываются в полностью англоязычном мире. И даже если пытаются говорить по-французски между собой, то речь эта – не живая, искусственная, и с чисто английским построением фраз.

Если бы их хотя бы на одно лето “перемешать” с настоящими франкоязычными в рамках какого проекта (работа, спорт, социальная жизнь), то они бы усваиваемые. А так, некоторые дети искренне не понимают, за что их “мучают” этим “экзотическим” языком. Как в свое время гимназисты не понимали, зачем их “пытают” на латыни.

Я вблизи видел группу онтарийских студентов, которых привезли в Монреаль ради “языковой интеграции”. Их было много, и были они молоды и жизнерадостны. После коротких уроков французского, они тусовались между собой, шли вместе на дискотеки и влюблялись друг в друга. Говорили на английском и между собой, и с персоналом дискотек, иногда добавляя “Bonjour ” и “ça va?”. Это и называлось “языковой интеграцией”.

Или вот: группа студентов историков с англоязычного Университета Карлтон, под руководством своего профессора, поехали летом в город Квебек изучать “квебекский национализм”. Правда, французский у них была базовая, но разве то помеха?

Хорошо, но есть еще федеральная госслужба, которая по закону должна быть двуязычной? Закон четко указывает, что в столице Канады каждый функционер волен сам выбирать официальный язык, какой работает ежедневно. Но на практике, почти все федеральные офисы столичного региона работают только на английском.

По состоянию на 1969 год, когда Канаду объявили двуязычной, федеральная госслужба была уже полностью сформированной организацией, со своей культурой, традициями, терминологией и сотней лет истории. Изначально ее проектировали как сугубо англоязычную учреждение, но начиная с 1960-х годов попытались переделать на что-то “двуязычное”.

Во-первых, перевели на французском всю терминологию, все названия, все инструкции и важные документы. Считалось, что французские версии будут использовать параллельно с английскими: пусть работники выбирают ту или иную. Переводят часто “для галочки”, а качество перевода относительное – иногда и сами франкоязычные не понимают, что бы это значило.

Потом, англоязычных менеджеров, людей немолодых, отправили на курсы французского. Эти как-то там сдали экзамены, получили статус “двуязычных” и вернулись в англоязычный мир своих организаций.

Сегодня, около 40 % федеральных госслужащих в столичном регионе – франкофоны. Но 25 % постов – чисто англоязычные, много других должностей – “немножко двуязычные” (так называемый уровень “BBB”), или даже “двуязычные, но не обязательно”.

На практике это значит, что больше четверти людей просто не понимает французского, а еще какой-то процент понимает немножко, а говорит еле-еле. И как работать “языком своего выбора”, когда часть коллег ее не понимает? К примеру, федеральных менеджеров поощряют проводить “двуязычные совещания”. Но на практике это сложно: ну скажешь ты что-то на французском на совещании, а часть участников не поймет о чем речь.

Многие функционеры ходят на оплаченные государством курсы французского. Но они не имеют возможности практиковать язык. А кое-где не очень то и хотят: потому что цель – не так освоить язык, как сдать экзамен, чтобы можно было претендовать на должности, требующие “двуязычия”.

Язык не имеет смысла без культуры, в которой ее употребляют. Но англофонам не рассказывают ни о квебекскую, ни о французской культуре (медиа, песни, фильмы, шутки, фольклор и тому подобное). Их учат дистиллированной языке, оторванной от культурного контекста. Это как учить людей технике футбола, не объясняя, в чем суть игры и чем она интересна.

Ежегодно в Канаду приезжают несколько сотен тысяч иммигрантов. Для большинства из них, изучить хоть одну “чужую” речь – это уже подвиг. Как вы думаете, какую из двух “официальных” языков они выберут? Выбор очевиден. Многих “свежих” иммигрантов возмущает билингвизм: почему каким-то “французам” такие привилегии, а нам – нет?!

Следовательно, процент франкоговорящих в Канаде со временем сокращается, французский язык – под угрозой, а официальный билингвизм не способен это исправить.

Возникает вопрос: как тогда Квебек – “островок в англоязычном море”, чье население составляет менее 2 % от населения Штатов и англоязычной Канады, – не только сохранил свой язык, но и сделал ее доминирующей во всех социальных сферах?

Об этом – в заключительной части статьи.

Часть третья. Как защитить “непрестижный” язык

Большинство квебекуа считают себя отдельной нацией, отличной как от англоканадців, как и от французов из Франции. Честно говоря, они имеют на это не меньшее право, чем, скажем, аргентинцы, которых никто не назовет “южноамериканскими испанцами”. И как каждая нация, они пытаются защитить свой язык, культуру и идентичность.

В середине 20-го века, языковая ситуация в Квебеке напоминала украинскую. Офисы крупных компаний работали только на английском, а самые лучшие магазины, рестораны и гостиницы отказывались обслуживать французском.

В чем-то ситуация была лучше: франкоязычные не просто составляли 80 % населения Квебека, а еще и говорили на родном языке дома, на улице, с друзьями и вообще с людьми своей национальности. В каждом городе провинции они были большинством.
Были огромные франкоканадские кварталы с франкоязычными школами, церквями, общественными организациями, прессой, врачами и адвокатами. Украиноязычным Киева, Одессы, Днепра или даже Харькова о таком нечего и мечтать.

Кроме этого, где-то за океаном была Франция, откуда приходили фильмы, книги, пресса и современная терминология. Плюс много квебекуа или совсем не понимали английского, или же говорили с ней напряжением.

Но и всем остальном ситуация была хуже украинской. Большинство англоязычных вообще не понимали французского – и именно они занимали львиную долю и квалифицированных менеджерских должностей на предприятиях. Немало врачей и медсестер были сугубо англоязычные. Плюс – тысячи иммигрантов, которые учили английский, но и дальше не понимали французского. Их дети шли в англоязычных школ и интегрировались до англоязычного общества. Таким образом, все больше таксистов, официантов, продавцов, просто рядовых граждан не понимали даже базовой французской. Значительное количество вывесок и объявлений были только на английском. Французский в Квебеке сходила на нет. Но франкоязычные отказались “подчиняться истории”.

В 1977 году парламент Квебека принял Хартию французского языка (так называемый “Закон 101”). Французская объявлялась единственной официальной. По закону, все частные бизнесы должны предоставлять услуги официальным языком, если того хочет клиент (предоставляют ли они услуги еще и на английском – то их частные дела). Все вывески и объявления должны быть на официальном языке (английский текст можно добавить, если буквы меньше французских). Все большие и средние компании должны работать официальным языком (в том числе и менеджмент). Врачи, медсестры и другие профессионалы должны сдать экзамен с официального языка.

Кроме этого, право на англоязычные школы имеют только те, чьи родители сами учились в английской школе на территории Канады; все остальные дети учатся официальным языком. Это правило часто называют “дискриминационным”. Но на самом деле оно не ограничивает прав англоканадців.

Что же до нас, иммигрантов, то мы добровольно выбрали франкоязычный Квебек, поэтому должны играть по правилам.

Само собой, чиновники общаются с народом только на государственном языке, кроме случаев, когда клиент действительно не понимает ее, или очень настаивает на английском.

Специальная государственная организация – Квебекский офис французского языка (Office québécois de la langue française) – следит за воплощением “Закона 101”, расследует жалобы граждан и делает языковые проверки.

Часть англоязычных восприняли Хартию французского языка как “пощечина” и назвала ее “нацистской”. Тысячи англофонів уехали из Квебека. Главные офисы многих крупных компаний и банков перенесли из Монреаля в Торонто: менеджмент не знал французского и не собирался учить.

Однако большинство англоязычных приспособились к новым условиям, а компании научились предоставлять услуги официальным языком провинции. Сегодня в 500 тысяч англофонів Квебеке есть три англоязычные университеты, пять англоязычных колледжей, школы, церкви, газеты, радиостанции, общественные организации и тому подобное.
Для сравнения, 500 тысяч франкоонтарійців не имеют никакого полностью франкоязычного университета (есть только два двуязычных).

Сегодня большинство англоязычных и иммигрантов Квебека знают французский. И все равно проблемы остались. Не раз я сталкивался с ситуацией, когда продавец или официант не понимают французского и не способны на нем говорить. Как правило, речь идет об иммигрантах или переселенцев из других провинций. По идее, можно подать жалобу в Офис французского языка, но такое мало кто делает. Ибо что взять с человека, согласна, допустим, работать в ночную смену за минимальную зарплату?

Несмотря на “фашистский” языковой закон, в Монреале вполне реально сделать великолепную карьеру, не зная ни одного слова по-французски. С другом только на английском, можно закончить англоязычный университет, найти хорошо оплачиваемую работу (программист, биотехнолог и т. п), купить недвижимость и авто, получить водительские права, иметь первоклассное обслуживание, заполнять налоговые декларации, лечиться в двуязычных госпиталях и жаловаться, что не можешь стать топ-менеджером, потому что для этого, оказывается, надо учить какой-то там французский. Некоторые иммигранты именно так и делают.

А в городе Гатино – еще проще: за рекой – Оттава, где французскую знать “необязательно”. Между Гатино и Оттавой курсируют городские автобусы, а перейти через мост пешком – минут 5-10. Поскольку в Гатино дешевле дома, можно поселиться там, а работать в Оттаве. Для этого тоже не обязательно заморачиваться с официальным языком Квебека.

Но очень много англоязычных жителей Квебека сознательно отдают детей во французские школы, хоть и имеют право на английские. И такие дети вырастают идеальными билингвами: говорят обоими языками естественно, свободно и без акцента.

Интеграция иммигрантов

До 1960-х годов квебекские элиты относились к иммигрантам или безразлично, или с подозрением. Считалось, что “экзотические” культуры рискуют размыть национальную идентичность и подорвать традиции. Интеграцией “чужаков” занимались исключительно англоканадцы.

С 1970-х годов Квебек начал системно интегрировать новоприбывших в франкоязычного общества. С тех пор дети иммигрантов должны учиться только во франкоязычных школах. А для взрослых введены специальные курсы французского, где им даже платят небольшую стипендию. Но это не только языковые курсы: иммигрантам рассказывают о культуре и истории квебекского народа, о местные диалекты и выражения, о песни и фильмы, про телевидение и прессу. Их пытаются интегрировать в своего общества.

Один мой знакомый иммигрант говорил, что цель курсов английского в Онтарио – чтобы иммигранты нашли работу и платили налоги, а цель курсов французского в Квебеке – “сделать из иммигрантов квебекуа”.

На курсах действительно повторяют “чужакам”: “Вы – не иностранцы, вы – новые квебекуа”. Правда, вне курсами новоприбывший быстро понимает, что поселился среди обычной этнической нации, большинство представителей которой никогда не слышало о “новых квебекуа”. Однако нация эта интересная, живая, жизнерадостная и до нее вполне реально интегрироваться.

Сражение не выиграно

Туристу кажется, что франкоязычным в Квебеке ничего не грозит, потому все вывески на французском и многие вокруг на нем говорят. Но украинцам не надо объяснять, что язык вывески – то не всегда язык обслуживания.

По статистике, 94 % населения Квебека знает французский. И все равно, в некоторых магазинах порой не понимают государственного языка и говорят с клиентами только на английском. Это незаконно, можно подать жалобу, но расследование – процесс долгий.

Иммигрант видит, что работу можно найти и с английским”. Для кого-то из них “еще один язык” – “непосильная ноша”, а кому-то просто надо быстро заработать на жизнь (особенно когда семья есть, а денег маловато). Потом человек привыкает, что “можно и так”, и не имеет уже ни времени ни сил на какие-то там языковые курсы.

Знакомая полька приехала в Квебеке сама, с двумя детьми. Должна быстро справиться. Выучилась на риелтера и неплохо зарабатывает. Кроме польского, знает только английский. На попытки клиента обратиться на французском гордо отвечает: “I am Polish, I don’t speak French”.

Иммиграция продолжается. В Квебеке, процент тех, у кого французский родной, упал до 79 %.

Большинство не-франкоговорящих иммигрантов не станут бороться за французский. Часть франкоязычных (из Алжира или Конго) быстро понимают, какой язык в Канаде доминирует – и конечно же, хотят “быть с победителями”.

Что уж говорить о не-франкоговорящих (в том числе и украинцах)?

Если отменить Хартию французского языка или хотя бы ослабить контроль, государственный язык начнет сдавать позиции…

Автор: Евгений Лакинский

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.